|
Пять штук рассказов из страшной книги по Шаманизму.
Gerain.
Я завел себе обезьяну. Еще одну в дополнение к собаке, та совсем не разговаривает со мной. Она просто лежит в коридоре. Обезьяна, по-моему,синяя, но меня это волнует меньше всего ведь она говорит со мной, а большего мне не нужно. Я курю сидя в кровати без матраса а обезьяна сидит рядом и шепчет мне на ухо стихи. Ее рот растет из моего уха, и я понимаю, что это еще раз говорит лишь об одном…
-Перестань – я стряхиваю пепел на пол.
-Ты красный , ты красный – обезьяна, она хватает мое лицо руками.
-Перестань – сквозь лапы вырываются мой голос.
-Ты красный, ты красный сумасшедший, ты красный сумасшедший – она рвет мои волосы.
Как больно бывает, когда синяя обезьяна рвет мои волосы, я вижу теперь что стены и потолок в крови и понимаю что это не кровь, это не кровь моей головы, это всего лишь кровь моих друзей, еще одних обезьян обезумевших от слишком сильного наркотика.
Гвоздь в стене напоминает мне о прошлом, и я вспоминаю, что на этом гвозде весели часы, кажется, их принес отец, воспоминания заставляют думать, синяя обезьяна заставляет кричать.
-Ты красный, красный мне придется стричь красного сумасшедшего – я вижу нож в ее руках, теперь я понимаю, что это на самом деле синяя обезьяна страхи в моей голове.
-Убей, съешь мое сердце, а утром мы возьмем с тобой по чеку и повторим все снова – я смотрю в глаза синей обезьяны.
-Красный, красный, красный мне опять придется быть с тобой – злость слетает с ее губ и моей головы, теперь я понимаю, что волосы срезают ножом.
Звонит телефон, я знаю, что она боится телефона и, наверное, это единственное что еще работает в квартире кроме стабильно синей обезьяны.
-Да – хрип, синяя обезьяна на плече.
-Это очередной трип из серии долгов – знакомый голос не волнующей меня жизни.
Я вешаю трубку и иду на рваный матрас. Стихи в уши, волосы, пепел на полу.
Ровно через полчаса синих обезьян стало две, а к двум часам ночи их было уже 7.
Количество странным образом росло пропорционально дозам, которые я употреблял и теперь они читали стихи друг другу и не обращали на меня внимания. Волосы начинали расти и я это чувствовал, как и одиночество которое как я думал можно спрятать, спрятав лицо в волосах. В дрожащей руке дымилась сигарета и ноги слегка подрагивали, в комнату бил луч света, мое лицо не было им видно, но я знал, что все их миллионы глаз поедают меня часть за частью.
-Я вас сам завел, вы мои синие обезьяны – я пытался быть с ними смелым.
Одна за другой пары глаз начали моргать и я слышал странные животные звуки, это было похоже на то, как если бы я слышал, как двигается молекула или расщепляется атом.
Я представил себя одиноким, отшельником на необитаемом острове и вернуть меня в эту комнату могли только они, они знали это, и поэтому я слышал тихий, но нарастающий хор:
-Он хочет в окно, он хочет в окно, красный сумасшедший хочет в окно – я видел белые зубы, на которых играли блики, и думал о том, как эти зубы грызут бананы и кусают руки.
-Сумасшедший…..Окно …..Красный….ты красный сумасшедший…
Всего одна сигарета осталась мне, и я понял, что единственное чего можно пожелать самому себе так это в последний раз видеть синих обезьян, я посмотрел на собаку, которая со мной не разговаривает, и увидел, что она плачет, плачет и, открыв рот, что-то шепчет.
В ее глазах, наверное, я увидел свое детство, увидел первый секс и сигарету с марихуаной и понял то эта собака это единственная летопись моей жизни, ее я видел каждый раз, когда хотел этого или нет, она следующая жертва синих обезьян.
Шаг, и когда секунда почти прошла я почувствовал как кровь пошла из ушей.
Пепел на пол…
Костюм.
Тапочки. Розовый костюм от Жозе Эбера покрыл неряшливое тело, то самое что прошло сегодня мимо вас в 16:37. Карманы пусты, нет ни монет, ни бумаг, ни погасшего солнца, ни черных дыр вселенной. Упрямое лицо война с природой, еще, еще, вырастут, еще их будет много, не меньше чем бесконечность, их ровно на всех и каждого. Гордись, прыгай и гордись, стой и плач, а лучше беги и мечтай. Часы. Круглый циферблат, золотая оправа, стрелки – тик, цифры – так. Бесцеремонно, как и всюду время живет внутри круглого циферблата, на руке, вверх по которой растет рукав розового костюма от Жозе Эбера. А ты ведь тоже шьешь себе костюм в клетку, видно, видно, я тоже и даже он, и даже те с остановки автобуса – мы все видели твои глаза с утра, видели ранки от иголок на подушечках твоих пальцев, видели мелом испачканные манжеты темных рубах, видели твой костюм внутри твоего вечно спящего зрачка. А ты ведь не дурак, ты то, да ты то и есть мысли свидетель, да той самой мысли, которая посещает поздно вечером, ты то, ты то, а не кто другой положил ее в мой карман, карман брюк, умело пошитых женскими руками, у самого старого времени, руками конвульсии, которых излучают синеватый ток.
Заговорческий нос. Запахи, в него попадающие и в нем растворяющиеся, навсегда попадая во власть – вдох-выдох. А ведь никто другой не видет что с ними происходит в твоем носу, все только знают имя необычному и скорее тянуться немытыми руками.
Поры. Покрывают весь нос, маленькие соты, лунные экваторы, дети и куличики, тоже на твоем носу, вполне уютно, только бы тише дышал. Мешки под глазами. Брезент, умело спущенный занавес, продолжение век, которые предательски часто моргают, бейся в конвульсиях, бейся в конвульсиях, бейся и вытягивай лицо, дай складкам, мешков, вздохнуть. Затем превратится, затем стянуться и налиться печалью. Глаза. Разные, белые, круглые и разные, но одинаково белые, такие вот зеленные глаза, запертые в белки глазного яблока, а вот и черный зрачок в котором я и они и даже те с остановки автобуса видели твой клетчатый костюм. А зачем ты отрастил брови? Ты их отрастил и придумал ресницы, которые бы их касались, касались и были бы с ними за одно, были бы с ними пожатыми руками, сплетением волос, доказывая твой хитрый союз. Лоб. Ведь это он тот самый разойдитесь, ты ведь и его сделал только для того, что бы отрастить волосы с головы до бровей, да я ведь это видел, да ты их отрастил, отбросил ножницы, лишив нас оппозиции, заставил смотреть на Тройственный Союз. Волосы/Брови/Ресницы. Волосы.
Покорно свисают, столь покорно сколь заговорчески остроумно, я то вижу сколь они мыты и свежи и сколь они достойны расчески. Овал лица. Кости, это все кости, все идея костей, тех костей, что, на секунду расплавившись, решили навечно стать черепом, навечно обтянутым, навечно, они застыли, приобрели форму, твердость, в них характер находит начало. Костюм. Кто же мог это видеть как не я и мне ли об этом говорить?
Долгостой, они ведь стояли не один год, стояли, молча, внимая тебе и твоей силе, вечно плавясь под твоим взором, вечно извиваясь в твердыне руки закона, вечно шагая по просторам, широтам души твоей. Ты же сковал их, стянул в узлы, ты же форму уровнял мысли, ты же тканям предал бессмертие, ты ведь отменил тленность, ты же выдал нам костюмы.
Босиком же, идем мы, костюмы по свету, и солнце с луной не могут смениться, не могут увидеться, не могут аурами встретится.
Так решено и будет так
Луна осталась под землею
В запретной комнате, тюрьме
Из криков прутья сплетены в решетке
Ты ведь знаешь, что их просто перекрашивали?
Помнишь? Утром – желтый, ночью – белый.
Холодные звезды.
Я лежал в парке и смотрел в небо. Звезды красовались друг другом и иногда от чего то горели ярче. Закурив сигарету я начал размышлять что, в сущности, мы никто иные как маленькие букашки, которые время от времени лежат и пялятся на звезды. Сигаретный дым растворялся на редкость медленно и так вяло, как будто бы я смотрел замедленный вариант на видео. Я докурил и выбросил сигарету, очень хотелось сплюнуть, но голову было поворачивать лень. Гипнотизирующие спокойствие которое исходило от звезд заставляло неотрывно смотреть на них и выискивать знакомые созвездия. С ужасом я понял что не могу оторваться, не просто потому что мне так хорошо, а просто потому что не могу. Я мог шевелить руками, я мог моргать, я мог дышать, но прекратить внимать этим звездам я не мог. Не понятно от чего слеза скользнула по щеке, и я понял что слаб.
Слаб перед природой, которая только и ждет момента, как бы заманить букашку и погубить ее.
Маленькая букашка лежала и плакала.
Я стал моргать чаще в надежде что это просто сон, но я был слишком пьян что бы моргать с нужной частотой. Когда моя рука ценой невероятных усилий все-таки решилась залезть в карман джинсов и вынуть еще сигарету я услышал голос:
-Эй, придурок давай вставай.
Я подумал, что это звезды, я подумал что они решили меня отпустить и что я наконец то свободен. От неожиданности я зажмурил ноющие глаза и боялся их открыть.
-Ты что ебанутый? – повторил уже знакомый голос – Вставай тебе говорю.
-Я? – закрытыми глазами спросил я.
-Тут больше нет никого…. – ответил голос.
-А вы понимаете, наш язык? – и тут я понял, что задал вопрос не к месту.
-Ты о чем? – последовал первый удар по голове и ногам и тут я понял, что никакие это не звезды, потому что вряд ли они стали бить меня резиновой дубинкой и ногами.
-Ай …..ой…….уй бля – я скулил как маленький ребенок.
-Понимаю ли я его язык ишь ты сученок – повторял избивавший меня мужчина, я почти не сомневался, что это был милиционер.
Картина была, наверное, впечатляющий, я не видел его, но знал что он большой и толстый милиционер, который ест в день по 200 кг мяса. С него капал пот и капал он на мое лицо, я чувствовал его а эта скотина продолжал меня пиздить просто за то что я перепутал его со звездами. Я уже не успевал подставлять руки закрывая голову, пах, живот, спину и в обратном порядке. И когда я понял что еще у дар и я просто опущу руки раздался странный звук, как будто розетка которая искрит, но величиной с дом, потому что звук был очень громким. Я почувствовал что этот товарищ упал на меня и я понял что мои догадки относительно его веса чистая правда. Козырек его фуражки уперся в мои глаза и я рукой отодвинул ее в сторону, а затем и во все сбросил эту тушу с себя. Я открыл глаза. В небе были все те же звезды, все тоже небо, все тот же месяц висел в воздухе. Вот только рядом теперь лежал, очевидно, мертвый милиционер. Невольно мне пришлось посмотреть на него, он лежал на животе, его спина была вся как сплошной ожог. Не стоило долго присматриваться, что бы понять, что на спине ожог в виде смайла. ( Значка L.S.D.). Я невольно посмеялся и подумал: «Какая глупая смерть». В голове и мысли не было о том кто это сделал я понял, что это все холодные звезды, наверное, я им понравился. Я уже твердо стоял на ногах и закинул голову, что бы посмотреть на них в последний раз. Труп милиционера рядом меня не волновал, я хотел домой – спать. А на небе звезды как будто засветили в полную силу. Превратились в огромные шары и тоже слились в один большой смайл, который смотрел только на меня. Я помахал рукой и тихо сказал: Спасибо. Ответа не было, и когда я уже шел домой, на небе появилась надпись:
Время улыбаться. Но я этой надписи уже не видел.
Иглы разума.
Обыкновенная зима бескомпромиссно вступила в свои права, и я не уверен в том, что она измениться лет через 500, а может и больше. Природа существует как-то независимо, ей можно причинить боль, но это будет похоже на пирсинг полового члена, больно и неудобно, а иногда крайне опасно. Вообщем природа, несмотря на нас, делает свое дело, как и мы, ежедневно не задумываясь, поедаем ее кусок за куском.
Сидя в трусах на кухне я смотрел на прохожих за моим окном, разные они все: маленькие в красных куртках, большие в синих шапках, изредка попадаются покачивающиеся граждане, на которых одежда не имеет цвета. Дым от сигареты упирался в потолок, а мои руки рисовали по стеклу лица разных животных. «Лев получился лучше всех» - подумал я и достал молоко из холодильника. «А вот панда какая-то не красивая» - и я стер ее ладонью. Стакан молока и бутерброд с сыром. «А что вы сегодня собираетесь делать господин хороший»? – мысли в слух. И тут же ответ: «А собственно тоже самое, что и вчера, а у вас есть альтернативы»? Альтернатив не было, и поэтому я включил телевизор и понял, что он не работает, потому что показывают одну рябь, наверное, профилактические работы.
Первая игла колит мозг.
Какие то мысли стали постепенно заполнять утреннюю пустоту головы, к которой я так привык и которую так любил. Я гладил свой живот и думал о том, как бы найти много денег и заниматься тем, чем хочешь, обычные мысли стандартного пипла 18 лет. А потом я подумал о том, где я могу оказаться, лет эдак через 10 и что буду делать.
Вторая игла колит мозг.
Мысли тем временем ускорялись и становились в очередь на рассмотрение. Теперь воображение играло этими мыслями, как хотело и я высунул язык как маленький ребенок рисуя карандашами всякий бред. В комнату вошел мой кот, его звали Карл Маркович, матерый котяра, зеленоглазие полное презрения и мохнатый хвост, работающий автономно. Он осмотрелся и спросил: «Уже половина первого, а у тебя в голове всего то две иглы, сегодня утро было хмурым?». Он скалил зубы, а я продолжал гладить живот, воображая будущее прекрасным и полным маленьких зеленых бумажек.
Третья игла колит мозг.
Кот лег рядом и тоже гладил свой живот и я заметило что из его мохнатой макушки тоже проглядывают маленькие иголки. «Поздравляю!» - не отрываясь от собственных мечтаний, сказал я. «Было бы с чем…» - коту не нравились такие дела, и он пытался вытащить маленькие иголки с макушки, а потом раздосадовано спросил: «А как они вынимаются?». «У кошек валерьянкой, а у людей, как правило, алкоголем». «Так давай выпьем?» - мурлыкал мохнатый алкоголик. Я посмотрел на него и увидел, что он был вовсе не котярой, а котенком, которого впервые мычали «иглы разума». Я, было, хотел ответить, но тут на стену села муха, судорожно умываясь, она, пыталась скинуть с маленькой миллионоглазой головы иголки величиной с бактерию. «Видишь, как бывает!» - я показал на дергающуюся муху на стене. «Я так понимаю что мухам в отношении этих иголок проще всего». – важно заявил кот. «Почему?» - искренне удивился я. «Потому что если для того что бы иголки отвалились нам с тобой нужно получить кайф, тебе по средствам водки, а мне по средствам валерьянки. Если так то мухе проще всего». Я не понимал, что говорит сумасшедший кот, у которого в голове торчали «иглы». «Почему проще то?» Кот поднял высоко лапу и с умным видом сказал: «Потому что муха получает кайф с говна, а говна везде полно, а вот водки и валерьянки гораздо меньше» - печально опустил лапу кот. «Ты прав и это не справедливая, правда» - мы оба грустили о не справедливости правды и гладили свои животы. А муха тем временем летала по комнате и очевидно искала своих кайфов. Котяра вяло поперся на свое место у окна и стал тихонечко биться мохнатой головой полной «иголок» о стекло, что-то тихо пришептывая.
Он проклинал судьбу и как я, думаю, спрашивал у Создателя, почему он не муха? Или почему он не торчит от говна? А я спрашивал у Создателя, почему я не птица и почему не могу летать?
Ворона сидела на ветке рядом с окном и смотрела на два лба упершихся в стекло оконной рамы, кот наверняка отдал бы все что бы «иголки» отвалились. Мы смотрели вороне прямо в глаза и ждали единственной только фразы, я услышал, как кот недовольно мяукает и понял, что он долго не протянет. Виски пульсировали и я краем глаза видел, что у кота уже вся голова в «иголках», а он посмотрел на меня и сделал зрачки такими большими, что я испугался и приподнял бровь. «Мы ведь не умрем от такой фигни?» – взмолился кот и заглянул, куда то глубоко в меня. «Не знаю» - я приложил ладони к стеклу.
«Проснитесь придурки» - закаркала ворона на ветке и, замахав крыльями, тяжело полетела на помойку. Я ущипнул кота, и он исчез, исчез как будто, его и не было. Он проснулся, и я видел, как он вяло идет по комнате, явно что-то бурча про дурные сны.
Смешно было смотреть на него, непонимающего и ошеломленного. Постепенно он начал мыть усы и приводить себя в кошачий вид. Отсидевшись, кот начал бродить по комнате, гладя хвостом и макушкой края и углы. Карл Маркович без тени смущения залез на диван и перетормошил одеяла с подушкой, он искал меня. Его недовольное мяуканье я услышал даже сквозь сон и проснулся.
Ну, сколько можно а? - котяра недовольно ворчал.
Ну, все, все больше не буду - заспанно отвечал я.
Наркотики, блядь, наркотики - кот недовольно бубнил, слезая с дивана.
Память.
Я шел по обыкновенной улице, такой длинной и обычной. Красный кирпич строго стоял стеной дома, а я шел и думал о том, что однажды буду далеко отсюда. Я шел и курил сигарету, выпуская дым по сторонам. Прохожих не было. Да и какие могут быть прохожие в три часа ночи? Под ногами хрустел снег, я знал, что так же как я сминаю снег, жизнь однажды наступит и на меня, наступит, так что я не смогу встать, ну а пока я могу идти и я иду. Я полюбил Луну. Полюбил и каждую ночь ходил под ней и смотрел в нее, смотрел сквозь нее, смотрел куда-то дальше, ну а пока просто Луна. Мысли, которые лезут в голову. Прочь. Кажется, эти улицы достаточно пусты для разговора с самим собой.
Я начинаю разговаривать. С самим собой.
-Скушай, что ни будь сладкое, говорят, в шоколаде есть «гормон счастья».
-Нет смысла есть «гормон счастья», если в воздухе витает «гормон смерти».
-Не мы выбираем жизнь, жизнь сама выбирает, кого и когда съесть.
-А что если я попробую съесть Луну или Солнце?
-Ты слишком маленький для таких вещей.
-Слишком маленький? Я просто слишком проклятый жить, слишком молодой, что бы понять, в чем ее смысл и слишком умный, что бы понять, что нет в ней ни добра, ни зла, ни удовольствия.
-Секс, наркотики, рокен-ролл.
-Все это просто «таблетки от головы».
-Когда голова болит?
-Когда голова просто начинает много думать, и когда ты понимаешь, что если ты не сможешь выпить, вколоть или кого ни будь развести на любовь, то она просто лопнет.
Лопнет, и тогда ты будешь «Всадником без головы».
-Он стал легендой.
-А ты просто станешь еще одним человеком, у которого лопнула голова, потому что не было денег на свободу, не было денег на наркотики, не было кого разводить на любовь, не было времени, не было …
-Зато у тебя есть пачка сигарет, и ты сидишь на бордюре, многие отдали бы за это все что имеют.
-Обычно те, кто готов все отдать ничего не имеют, они просто ничтожные людишки, которые потеряли все что, было, а если потеряли не все то потеряют совсем скоро и просто страхуются, жалкие, мы все жалкие букашки.
-Тогда можно мне закурить?
-Кури.
-А может перестать из себя строить что-то, может быть тогда все встанет на свои места?
-А ты видел, когда ни будь чтобы что-то само собой становилось на место?
-Ну…
-Ты видел, что бы пылесос сам вставал в стеной шкаф? Ты видел машину, которая сама въезжает на парковку? Ты видел мусор, который сам шагает на помойку?
-Зачем такие крайности? Я просто хочу сказать…
-Да вообще пошел ты, что-то ты сегодня особенно нудный, пошел на хуй.
-Грубый ты какой-то, все от нервов. Успокойся и попей, что ни будь, что прочистит тебе мозги. Что-то что быть может, подарит тебе веру, ну или на крайний случай посмотри фильмы с хорошим концом.
-Это ты про порно?
-Нет я про американские «хэппи энды».
-Я, по-моему, на сегодня с тобой наговорился, пошел на хуй.
-Вообщем подумай над этим, потому что скоро, совсем скоро все станет совсем худо, если ты и правда такой упертый. Попробуй с утра улыбнуться в зеркало, когда чистишь зубы.
-У меня нет зеркала и еще у меня нет щетки для зубов, потому что недавно круто погорел, все в пизду сгорело. Понимаешь? Все на хуй сгорело, сгорели и щетки и зеркала и даже порно кассеты/журналы/диски сгорели, сгорели ботинки, в которых я ходил на работу, сгорели документы, сгорели 400 рублей во втором томе «Войны и мира» и даже кошка соседская сгорела, не хуя по форточкам лазить.
-Я не знал. Тогда это многое объясняет и теперь понятно, почему ты такой злой.
-Нет, это, скорее всего, объясняет, почему я разговариваю сам с собой.
-Да? Почему?
-Да потому что я сгорел вместе со своей квартирой. Я сгорел внутри, понимаешь? Я спал и сгорел, так и не проснувшись, сгорел на хуй вместе со своим барахлом и соседской кошкой, которая не понятно какого хуя забыла в моей квартире.
-Тогда что же получается нас с тобой нет в живых?
-Только не делай драмы. Просто сгорел человек в квартире от короткого замыкания.
-Ну, а почему нас двое?
-Потому что ты соседская кошка или кот.
-Ой, блин и, правда, смотри какие усы, охуеть можно.
-Да можно круто ебануться мозгами, даже после смерти.
-Слушай, а круто быть мертвой кошкой, ой нет, я, наверное, мертвый кот, потому что вот тут кое-что болтается. И мы что теперь всегда вместе? Мы как Бони и Клайд.
-Нет не навсегда, потому что скоро я превращусь в младенца в род доме, а ты в котенка на подстилке в кошачьем домике. Я думаю, что совсем скоро нам уже придется расстаться, так что можно закурить пока еще можно.
-Да надо покурить.
-А мы наверное родимся в разных частях света, ты например в Италии или Испании, потому что очень темпераментный, а я рожусь где ни будь в теплых странах Африки, потому что умиротворенный. А ты как думаешь, мы будем помнить друг о друге, что ни будь?
-Нет, наверное. Мы видели друг друга каждый день, ты лазил ко мне в форточку, я видел тебя, а ты видел меня. Каждый день, а теперь мы сидим с тобой на бордюре, и курим сигареты, ожидая новой реинкорнации.
-Да, реинкорнация – это, наверное, единственное, в чем можно быть уверенным.
-Ну, еще, например можно быть уверенным, что ты не родишься ослом или мухой, законы души и новых перерождений делают свое дело. Слушай, что-то как-то странно светло становится.
-Да и что-то мне как-то не хорошо.
-Наверное, пришло время.
-Да…
Над бордюром поднимаются две тонкие струйки дыма, и уходит высоко в небо, не растворяясь. Постепенно становится светло, солнце уже угрожающе разгоняет темноту и из-за крыш домов становится видно первые лучи. А в это время на другом конце земли в одной маленькой семье, где-то в теплых странах Африки родился котенок, маленький котенок, которых некоторые предпочитают называть львятами. А в роддоме, центральном роддоме столицы Италии родился мальчик, который, как и львенок, как-то по-особому умно смотрели в этот мир. И мысли у них схожие родились в одну и туже секунду:
«Вот оно. Так и знал. Я все помню. Я все помню,…я блядь все помню, я в прошлой жизни сгорел в квартире, я все помню!!!».
Все стихотворения взяты из ненаписанной еще пока до конца книги стихов.
|
|
